Солдатский маршал [Журнальный вариант] - Сергей Михеенков

То, что произошло дальше и что продлилось до весны 42‑го, стало для немцев большим потрясением.

Уже в октябре 41‑го левое крыло группы армий «Центр» было остановлено на взмахе, а затем его начали щипать и подрубать короткими контратаками и глухой обороной части правого крыла Западного фронта.

После захвата Калинина и остановки в районе восточных окраин города и Волжского водохранилища 3‑я танковая группа и 9‑я армия получили дальнейшую задачу атаковать в направлении на Вышний Волочек. Началась операция по окружению советских войск в районе Валдайской возвышенности. Штаб Конева тут же разгадал маневр противника, который и дальше пытался действовать широкими охватами, и упредил его. Торжок, который стал первой крупной целью Тюрингско — Гессенской 1‑й танковой дивизии, был основательно укреплён. При подходе к району Торжка немцы были контратакованы. Контратаку они отбили, но вынуждены были остановиться. Спустя сутки боевые охранения советских частей заметили, что немцы начали окапываться. Характер войны изменился.

Конев, внимательно следивший за продвижением противника в направлении Торжка, приказал атаковать немецкую группировку, растянувшуюся по узкому коридору, пробитому её авангардом в северо–западном направлении. Операцию успешно провела 133‑я стрелковая дивизия генерала Швецова и части 29‑й армии.

Конев всегда радовался встрече с земляками. Издали узнавал вологодский или архангелогородский лёгкий говорок. Интересовался, откуда родом и не случалось ли бывать в Никольске, в Великом Устюге или в его родном Лодейном. А тут оказалось, что командир 133‑й стрелковой дивизии свой, вологодский, из–под Кадуя, что на реке Суде.

Василий Иванович Швецов воевал с августа месяца, его дивизия отличилась под Ельней. А теперь, глядя на карту, разложенную перед ними, вздохнул и сказал:

— Не думал, что отступать придётся до родных мест. Лихославль, Бежецк… — Карандаш в его руке скользнул вверх, на северо–восток. — А там уже Устюжна рядом и мой Кадуй. Некуда уже дальше отступать, товарищ командующий.

— Ну вот что, дорогой земляк, — уловив настроение командира дивизии, сказал Конев, — считайте, что это ваш последний рубеж. Дальше, Василий Иванович, вас родина не пустит.

Задачей 133‑й дивизии Швецова было атаковать колонны противника прямо на шоссе, на марше, подрубить основание прорыва, оседлать дорогу и удерживать её, пока не подойдут основные силы.

Генерал Швецов свою задачу выполнил блестяще. Немецкие колонны были буквально сметены внезапной атакой.

Позже немецкий историк напишет: «В германских подразделениях начал сказываться недостаток в боеприпасах. Солдаты вермахта были переутомлены тяжелыми маршами по проселочным дорогам, когда приходилось продвигаться по колено в грязи. Вскоре 1‑я танковая дивизия была отозвана с полпути к Торжку обратно в Калинин. Наступление захлебнулось. Во второй половине октября значительная часть подвижных соединений 3‑й танковой группы перешла под Калинином к обороне. 41‑й моторизованный корпус еще некоторое время пытался пробиться к Торжку, но успеха не достиг и был отведен в тыл».

Всё же удивительно: о нехватке горючего — ни слова…

Здесь, в трагических неудачах под Вязьмой и в первых успехах под Калинином, оттачивался тактический почерк будущего маршала.

Коневу всегда «везло» с противниками. Перед ним и в 41‑м, и в 42‑м, и в 43‑м, и в последующие годы, до самых последних залпов, стояли опытные немецкие генералы, искусные тактики, лучшие полководцы Германии — Гот, Рейнхардт, Модель, Хейнриц, Кемпф, Манштейн.

Главный маршал авиации А. Е. Голованов, пришедший в ВВС из гражданской авиации и за кратчайший период времени создавший авиацию дальнего действия, оставил прекрасную книгу мемуаров. Человек он был сдержанный, суровый и достаточно строгий в оценках и характеристиках. Познакомился он с нашим героем как раз в период битвы за Москву. Октябрь, ноябрь, вплоть до первых чисел декабря 41‑го — этот период для Конева был окрашен мрачным цветом поражений. Можно только догадываться, как тяжело он переживал катастрофу своего войска под Вязьмой. А. Е. Голованов о Коневе написал следующее: «Нелегко дался ему начальный период войны, а вернее, первые год–полтора… И всё–таки не сломали его имевшие место неудачи, его стремление воевать было огромно. Совершенствуя и совершенствуя свой полководческий талант, он добился того, что овладел управлением вверенными ему войсками в такой степени, что стал проводить по плану ставки Верховного Главнокомандования смелые, решительные, успешные операции на окружение крупных сил врага, их пленение и уничтожение. Характер у маршала Конева был прямой, дипломатией заниматься, прямо надо сказать, он не умел. Комиссар ещё со времён гражданской войны, он привык общаться с солдатскими массами. В войсках его звали солдатским маршалом. Он мог вносить и вносил Верховному немало различных предложений и отстаивал свою точку зрения по ним. Был смел и решителен, отправляясь подчас непосредственно в батальоны и роты для личного руководства боем, оставляя штаб фронта, а следовательно, и управление войсками. После внушения со стороны И. В. Сталина о недопустимости подобных явлений послушался его и такие выезды в дальнейшем прекратил, оставшись, однако, при своём мнении.

Осенью 1942 года в моём присутствии, в разговоре с Верховным, он поставил вопрос о ликвидации института комиссаров в Красной Армии, мотивируя это тем, что этот институт сейчас не нужен. Главное, что сейчас нужно в армии, это единоначалие, доказывал он…

— Нужно, чтобы командир отвечал за всё состояние своей части… Командный состав доказал свою преданность Родине, и он не нуждается в дополнительном контроле. Я скажу больше, наличие института комиссаров есть элемент недоверия нашим командирам, — заключил он.

Решением Политбюро институт комиссаров был упразднён. Что касается личного отношения Сталина к Ивану Степановичу Коневу, то могу сказать, что отзывался он о нём всегда положительно, хотя и указывал ему и на его недостатки».

Чудо под Москвой… Оно возникло из множества составляющих. Из того, о чём было уже сказано. И из того, о чём читатель узнал из фрагментов воспоминаний бывшего комбата 133‑й сибирской стрелковой дивизии Александра Чайковского и младшего лейтенанта Иннокентия Щеглова. И из того, о чём долгое время не принято было говорить. В том числе и из твёрдости, а подчас и жестокости приказов, которые подчас кажутся невыполнимыми, особенно теперь, когда можно сопоставить возможности и боевой ресурс тех, кому эти приказы отдавались. Но тогда, под Наро — Фоминском, Серпуховом, Тулой и Калинином был иной час, и иной музыкой было наполнено пространство, пропахшее ужасом отступления, которое всё никак не удавалось остановить. И приказы выполнялись не всеми и не всегда. Но стало очевидным: если эти жестокие приказы не будут выполняться, то завтра враг сомкнёт кольцо вокруг Москвы.

16 октября. Этот день стал, пожалуй, самым тяжёлым в обороне Москвы. Как известно, в Москве началась паника. Из города бежало начальство, вывозило на грузовиках свои семьи, продовольствие и ценности. На Калужской заставе произошли стихийные погромы. Люди останавливали машины с бегущим начальством, сбрасывали на землю имущество, избивали беглецов невзирая на их чины и ранги.

А здесь, под Калинином, немцы внезапно атаковали на Торжок. Танковая бригада полковника Ротмистрова из оперативной группы Ватутина замешкалась и вовремя не прибыла на исходные, чтобы развить удар во фланг 1‑й танковой дивизии противника, прорвавшейся по Ленинградскому шоссе и развивавшей удар на Торжок. Ротмистров передоверил выполнение задачи танковому полку майора Егорова, но и тот не выполнил приказа. Тем временем немцы прорвались к селу Марьино и овладели переправой через реку Логовеж. До Торжка им оставалось 20 километров. Ротмистров, уклоняясь от боя, продолжал отводить свою бригаду за Лихославль. Конев, получив донесение об отводе танков от Ленинградского шоссе в тыл, был взбешён и приказал Ватутину немедленно арестовать Ротмистрова и предать суду военного трибунала «за невыполнение боевого приказа и самовольный уход с поля боя с бригадой». Ватутин исполнил приказ Конева по–своему: «Немедленно, не теряя ни одного часа времени, вернуться в Лихославль, откуда совместно с частями 185 сд стремительно ударить на Медное, уничтожить прорвавшиеся группы противника, захватить Медное. Пора кончать с трусостью!» О том, как танкисты оперативной группы Ватутина, части 185‑й стрелковой и вторые эшелоны сибирской дивизии генерала Швецова исправляли положение, отчасти рассказано в воспоминаниях комбата Чайковского. Подкрепление подоспело в самый пик сражения на шоссе, когда стрелковый батальон и артиллеристы уже выдыхались, израсходовав боеприпасы и потеряв больше половины своего состава убитыми и ранеными. Конев их пригнал к Медному вовремя. Так комфронта помогал своим подчинённым избавляться от трусости. Что было, то было.